Глава 14 

Давно отшумело лето, и прошел первый месяц осени, - ветреный, дождливый, с коротеньким и незаметным бабьим летом, которое и само то, может, не поняло, что слишком быстро промелькнуло. Дни стремительно укорачивались, улетая на запад, к темным неприветливым облакам, похожим, на вечно дымящие, заводские окраины.

И в это октябрьское листьепадение, когда природа затихает в предвидении неизвестности, и свинцовые невские волны больше не греют ладони рук, когда поэты пишут грустные стихи, а одинокие волки начинают выть не только на луну, а и на сполохи огней далекого города, они встретились на Университетской набережной...

Прошло достаточно много времени для их возраста. Времени, которое в определенных условиях может тянуться нескончаемо долго. И не встречались они не потому, что не хотели встречаться, а из-за элементарной командировки, называемой «картошкой».

В сентябре учеба началась лишь условно, и через несколько дней, необходимых на сборы, переросла в трудовую вахту, которая, по замыслу, должна была  сблизить город и село, показать студентам настоящий крестьянский люд, для которого они учатся. Ну, и в трудовом порыве отдохнуть от умственного труда.

Можно было запастись справкой и переждать это смутное время, связанное не только с граблями и лопатами, но и с крепким самогоном, гитарными переборами до утра, разборками с местными и кувырканьем на сеновалах. Но, когда Николай узнал, что Марина уезжает в колхоз, он решил не оставаться в городе, и, к удивлению старосты группы Эдика Холстова, явился к отъезду в потертых джинсах и с внушительным рюкзаком за плечами.

Глядя на дурашливо улыбающееся лицо Эдика, Николай, как бы оправдываясь, сказал:

— А где же еще географию изучать на практике, как не на просторах области?

— Давай, конечно! — засиял и другой одногруппник  Игорь Царев. – Вот, весело будет!  Я такие юморные штуки придумал!

Вот так и получилось, что телефонные звонки августа и короткие встречи прервались на целый месяц: Марина оказалась со своей группой в селе с веселым названием Пряжкино на юге Ленинградской области, а группу Николая послали во Всеволожский район.

Марина тихо переживала эту разлуку, стараясь казаться веселой и бодрой, но все же какие-то черные кошки скребли у нее на душе и каждый раз своими  коготочками выцарапывали только одно ужасное слово «измена». Это слово постоянно являлось ей выцарапанным на коре дуба, плакало слезами дождя, сверкало хищными изгибами трещин на стекле, читалось в горке картофельных клубней, в номере на кузове грузовика. Это состояние подавленной задумчивости замечала подруга Светлана, но не подтрунивала, а просто старалась отвлечь разными приставаниями: «На танцы пойдем?», «Давай,  сегодня сходим на почту» или «Помоги мне с прической». Марина терпеливо отвечала, ненадолго отвлекаясь от своих мыслей, а потом снова задумывалась о долгой разлуке… Конечно, она не думала о Николае постоянно, как уговаривала сама себя, но, если думала, то только с особой нежной теплотой.

И ведь были знакомы совсем мало, и зачем к ней привязалось какое-то собственническое чувство? И при чем здесь это противное слово «Измена», если Николай ничем ей не обязан, и может делать, что угодно. Их отношения - не больше обыкновенной, человеческой, студенческой дружбы. Вот ведь, привязалась какая-то мысль, как репей как заезженная пластинка. Марина осторожно уговаривала себя не придавать особого значения этой, такой короткой, дружбе, как много других парней - однокурсников вокруг. Но, все же, отвечая себе честно на незаданные, а ощущаемые сердцем не сформулированные вопросы, она ясно понимала, что выделяет Николая среди других друзей. И в конце своих размышлений Марина неизменно заключала: «Месяц пройдет быстро, посмотрим, каким он станет потом. Не стоит загадывать далеко вперед, жизнь все сама покажет и расставит на свои места».

А Николай усердно замешивал цементный раствор в огромном доисторическом корыте и вместе с друзьями таскал его к стенам коровника, где два строителя в зеленых фуфайках восстанавливали не выдержавшую кособочины и рухнувшую стену. Надолго ли хватит их работы, ребята не знали, но по тому, что заросшие щетиной строители, работали без отвеса и уровня, понимали: либо это великие зодчие, либо снова получится «Пизанская башня».

Однообразные замесы и мат со строительных лесов прекращались в шесть часов вечера и у студентов начиналась культурная программа. Выбор был невелик, но председатель колхоза старался: завозил сравнительно новые фильмы, собирал по всему селу модные пластинки для радиолы, записи для студийного магнитофона. Когда заканчивалась культурная часть от села, ребята открывали свою: костер, гитара, печеная картошка, для жаждущих - самогон и портвейн.

Игорь Царев не обманул, и на самом деле выдал несколько юморных штуковин. Пару раз перепутал всю обувь ночью, налил в умывальник воду с чернилами, и даже разных цветов. В один вечер привязал к кустам веревку и тряс с воплями ветви, пугая поздних прохожих. Напоил кота валерьянкой и с привязанными к хвосту банками пустил его в помещение девушек. Этот искрящийся фонтан юмора закончился его лучшим номером перед самым отъездом. Опять же ночью, Игорь зажег две банки с соляркой и поставил их во дворе на ящики у самых окон. Когда раздался жуткий вопль «Пожар!», народ, - кто в чем был - толпой выскочил на крыльцо. Но кто же знал, что оно уже подпилено? С полутораметровой высоты вниз полетел строительный материал для «куча - мала». Обошлось без переломов, но половина группы возвращалась в Ленинград с синяками и ссадинами. Игорька искали до самого утра, но он надежно спрятался. Потом уже, после завтрака, все остыли, и бить юмориста не стали.

Конечно, Николай тоже вспоминал о Марине, тем более что ни созвониться, ни встретиться было невозможно. Распорядок в студенческих лагерях университета был строгий, и всякая отлучка грозила серьезными неприятностями. Да и товарищей подводить - не по - комсомольскому.  Вот в этом было своеобразное суровое табу. Девушки еще могли позволить себе заболеть, но среди парней это совсем не поощрялось и расценивалось, как слабость, а кому хочется таким прослыть среди ровесников. Поэтому, кашель и насморк сами собой обходили студенческий лагерь стороной.

Друзья не давали Адамову грустить в сельской глубинке: юмор Игорька дополнялся отличным пением под гитару Эдика Холстова, да и сам Николай любил спеть студенческие песни, забросить удочку, походить по колено в воде, выискивая раков в местной речушке. В самый первый поход на танцы, высматривая среди сельских девушек, кого бы пригласить на танец, Николай говорил себе: «Интересные девушки, но Марина красивее». Сначала он и сам не понял своего внутреннего голоса, да и потом, вспоминая знакомое имя, не задумывался о смысле и подтексте своего состояния. Но в конце сентября, когда грузовики, переваливаясь через тракторные борозды, выезжали на смоченный утренними туманами асфальт, Николаю казалось, что машина, гремящая песней, летит на крыльях и приближает его к некоей загадочной неосмысленной, но счастливой судьбе.

... Оба изменились за это время и внимательно вглядывались друг в друга, как бы решая задачку из журнала «Мурзилка» - «Найди десять отличий». Запомнившиеся раньше образы и увиденные теперь, действительно, отличались, хотя бы тем, что они стали старше на целый месяц, а кавказские дни остались далеко-далеко за седыми вершинами кучевых облаков. Николай слегка похудел, он прятал за спину поцарапанные руки, а внимательные глаза искрились нескрываемой радостью. Марина встретила его открытой очаровательной улыбкой, Николай взял ее обе руки в горячие ладони и они долго стояли так молча среди шума проезжающих автомобилей и еле слышного плеска невской волны. Потом он увлек ее по гранитной лестнице вниз и здесь, в шаге от обдающей брызгами волны, порывисто обнял. Мимо прошел прогулочный теплоход и ветер донес несколько обрывков слов экскурсовода, рассказывающую о доме Меньшикова. И, когда силуэт теплохода скрылся за Дворцовым мостом, Николай сказал:

— Я очень рад тебя видеть, Марина, наконец-то вернулась... Знаешь, я так ждал этой встречи.

— Конечно, ведь целый месяц города не видел, — улыбнулась Марина.

— И тебя тоже в первую очередь... Ты же понимаешь, о чем я говорю?

— Понимаю, Николай. Чем вы там занимались?

— Да, разным, я помогал коровник ремонтировать, стену строили.

— Так ты каменщиком можешь быть!

— Нет, кладку не делал, мы раствор замешивали. Ладно, ну его этот телятник. Расскажи лучше о себе.

— А я теперь знаю, сколько картошки может вырасти на одном гектаре и сколько надо нагнуться, чтобы эту уйму собрать.

— И сколько?

— Больше двух центнеров.

— Ого! — присвистнул Николай. – Небось, картошку все мы уважаем, когда с сальцом ее намять. Лучше уж строительство.

— А учеба еще лучше.

— Действительно... Может, нас специально осенью в колхозы загоняют, чтобы мы аудитории больше любили.

— Может и так, — Марина пожала плечами и подошла к самой воде, стремящейся выплеснуть на парапет бумажный стаканчик из-под мороженого.

Ветер упрямо дул с запада и разбивал волны Невы о гранитную набережную, посредине моста ярко искрили трамваи, первые огни протянулись гирляндой по обе стороны реки и Медный Всадник осветился фонарями, отделяясь от темнеющей громады Исаакиевского собора.

— Пойдем на троллейбус, холодно становится, — Марина стала подниматься по лестнице.

— Да, конечно, — спохватился Николай. – Надо идти. Но есть одно предложение - переждать часы «пик» в уютном кафе. Тебе когда надо быть дома?

— Часа через два. Я сказала, что надо пойти в читальный зал.

— Отлично! Нам этого времени хватит, и как раз по пути.

— Где это находится?

— Пусть это будет сюрпризом. В городе много кафе, но там ты не была.

— Ну, что же, удивляй!

Они перешли через Дворцовый мост, вышли на улицу Халтурина, пересекли Марсово поле и пошли мимо Инженерного замка. По Садовой прогрохотал трамвай, набитый народом - горячее время возвращения с работы еще не закончилось, и сейчас лучше было прогуляться пешком, чем втискиваться в металлические коробки. На улицах было достаточно многолюдно, поэтому, кроме редких реплик, ничего не удавалось сказать. За военной поликлиникой Николай предложил свернуть налево и дальше их путь пролегал мимо Спортивного клуба армии, а совсем скоро - за поворотом - показалось здание Ленинградского цирка.

Проходя по этому маршруту, Марина все пыталась определить - куда же они идут. Сначала, еще возле Мойки, она представила несколько уютных подвальчиков возле гостиницы «Европейская» и ДЛТ, которые знала. Потом, когда маршрут прошел в стороне, предположила что-то знакомое в районе Казанского собора или у Дома Книги. Но и туда они не пошли. Проходя мимо цирка, Марина смотрела на темнеющие впереди воды Фонтанки, и соображала - что есть дальше, знакомое ей, понимая между тем, что всего знать в городе нельзя.

Небольшое кафе находилось всего в ста метрах от цирка и было заполнено до отказа. Молодой человек в сером костюме, с повязкой на левом рукаве, приветливо кивнул Николаю и открыл дверь с болтающейся табличкой «Мест нет». Гул разочарованных неудачников остался за порогом, и они вошли в зал.

Мягкий свет струился из разноцветных светильников, опускавшихся с потолка на длинных проводах. Впереди была длинная стойка бара; слева небольшая эстрада, где молодой парень с саксофоном выводил унылую, как дождь, мелодию; справа - в полумраке - стояли два десятка небольших столиков, за которыми сидели, в большинстве своем, молодые люди. Никто ни на кого не обращал внимания, и по всему увиденному можно было предположить, что четверки и восьмерки собравшихся людей были единомышленниками и маленькими клубами по интересам.

— Постой здесь, я сейчас, — шепнул Николай и ушел в дверь за эстрадой.

Через пару минут он появился оттуда вместе с длинноволосым парнем, помогавшим нести стол и два стула - к пальме возле окна. А еще через несколько минут на столе стояли коктейли, фрукты, кофе, коробка конфет «Ассорти».

— Ну, вот! — Николай обвел рукой стол, и устало опустился на сиденье.

— Ты, действительно, как настоящий волшебник! — похвалила Марина. – В такое время попасть в такое кафе! Это надо заранее заказывать.

— Нравится?

— Да, я не была здесь, — Марина с интересом осмотрелась вокруг. – Хорошая обстановка.

— Это театральное кафе, и я  в самом деле заказывал места на сегодня, — признался Николай. – С улицы сюда попасть проблематично. Да и заказ... Не у каждого возьмут заказ на места. Тут собираются молодые поэты, художники, студенты театральных студий. Да, пока спокойно. Но, бывает, спорят до полного одурения, а человеку со стороны кажется, что ни о чем. Но держат себя культурно, без мата. Главное, что не пристают ни к кому, все в своем кругу у них и остается.

— Мне нравится. Ты, наверное, тут часто бывал?

— Не очень часто. Атмосфера здесь какая-то особенная. Тут, кстати, и кухни совсем нет. Вот, — Николай кивнул на стол. – Да еще колбаса, сыр. Главное в этих стенах - духовная пища общения...

— А ты с кем здесь раньше общался? — осторожно спросила Марина.

— С друзьями ходил. Со мной в группе учатся два отличных парня - Эдик и Игорек, вот с ними и забегал сюда. Может, и сегодня их увидим, кто его знает.

Коктейль был прохладным, с запахом вишневого ликера и шампанского, приятным на вкус. С эстрады раздались звуки гитары, ударили барабаны, и полилась, заглушая разговор, песня о любовных терзаниях молодого студента, познавшего измену на пятом курсе. Когда угас последний аккорд, Николай заинтересованно спросил:

— Марина, а как твои родители? Как мы тогда здорово путешествовали по Кавказу!     

— Хорошо. Папу вижу только после восьми вечера, да еще по воскресеньям. Маму, конечно, чаще - она не работает. Пока была в колхозе, они все порывались ко мне приехать, но я не разрешила.

— Ну и правильно, родители отдохнули от нас, мы от них.

— Ты знаешь, Николай, — засмеялась Марина, — у моей мамы сейчас появились новые обязанности!

— По дому?

— Да нет! — Марина смахнула выступившую слезу. – Пока мы были в Белохолмске, ни с чем подобным мама не сталкивалась. Дело в том, что в Ленинград, в отличие от нашей провинции, приезжают разные иностранные военные делегации. Сначала их принимают в Москве, как полагается - в будние дни, а потом - на субботу и воскресенье отправляют сюда. Бывали недели, когда у отца вообще не было выходных, все возил разные делегации по историческим местам. Бывает так, что делегации устраивают приемы или торжественные обеды. В этих случаях приглашаются и жены... Вот теперь маме надо бывать и на этих церемониях.

— Ну, что же, интересные обязанности.

— С одной стороны интересно, с другой - отнимает массу времени. Когда я была на картошке, приезжала военная делегация из Перу. Вот скажи, на какой слог надо ставить ударение в этом слове, на первый или на второй? Скажи, как правильно надо произнести?

— Знаешь, Марина, я с этими индейцами близко не знаком и в их Лиме ни разу не был, но мне кажется, что надо говорить с ударением на второй слог, Перу.

— Правильно, Николай! — обрадовалась Марина. – Так и произносится. Маме перед этим приемом один офицер из политуправления все уши прожужжал: «Не скажите, пожалуйста, Татьяна Федоровна, слово «Перу» с ударением на первый слог. А иначе это слово зазвучит на их  языке, как «собака». И наши друзья из Южной Америки очень обидятся». Да еще лекция на час об обычаях, традициях, привычках. И такой инструктаж перед каждой делегацией. Представляешь?

— Представляю, — вздохнул Николай. — Прием напоминает экзамен, который никак нельзя завалить. Но я думаю, что Татьяна Федоровна с этим справляется.

— Конечно.

— Да, все время надо чему-то учиться. Всю жизнь будет встречаться что-то новое... О! Какая неожиданность! Я думал, что вы уже по домам, — Николай привстал со стула и пожал руки двум парням. – Вот, Марина, знакомься. Это и есть мои друзья. Эдик, — он указал на плотного парня с черными кудрями. – И Игорь, — похлопал по плечу небольшого, хитро улыбающегося паренька с глазами лисы.

— Марина, — представилась девушка и озабоченно осмотрелась в поисках свободных стульев.  

         Но напрасно. В дальнем углу уже стояли вокруг столов, и к барной стойке было не подступиться. Зал за короткое время каким-то образом прибавился еще человек на пятьдесят.

— И что за день такой! — недоуменно произнес Эдик. – Бедному студенту уже негде выпить..., — он закашлялся и с трудом закончил предложение, — ... стаканчик чая.

— Я бы угостил вас, ребята, отличным мороженым, — произнес Игорь, хитро прищурившись.— Но, видите, приткнуться негде.

Николай озабоченно начал сдвигать свою посуду на одну половину стола, приговаривая:

— Сейчас что-нибудь придумаем, минуту терпения...

Но Марина посмотрела на часы и остановила эти приготовления:

— Уже поздно, Николай. Давай, оставим твоим друзьям этот столик и поедем домой.

— Хорошая идея! — похвалил Игорь. – Спасибо.

— Ладно, пользуйтесь нашей добротой, в следующий раз вы нам освободите место, — заметил Николай.

— Для вас всегда готовы, — заверил Эдик и развернулся в сторону стойки бара.

Марина и Николай вышли на улицу, где, несмотря на позднее время, темноту и морось, зябко поеживались с десяток молодых людей, все еще надеявшихся попасть внутрь. Увидев выходящую пару, они встрепенулись и приблизились к двери, но из теплого полумрака раздался усталый голос, повторяющий весь вечер одно и то же: «Ребята! Ничего не могу сделать. Мест нет, приходите завтра».

— Куда? — спросил Николай. – На какую остановку пойдем?

— Только вперед, ближе к дому. Я обещала, что приеду в восемь, так незаметно идет время.

— Это оттого, что нам интересно вместе. Разве я не прав?

— Если бы ты был мне неинтересен, я бы с тобой не встречалась.

Холодный ветер летел вдоль набережной Фонтанки, гнал впереди себя темные листья, шуршал наполовину оторванной афишей, гудел в подворотнях и гремел ржавыми калитками. Впереди, вправо и влево, летели десятки разноцветных огоньков, с приглушенным ревом пролетая через Аничков мост. Мимо прошел мужчина с собакой на поводке, пробежали две девушки со счастливым смехом.

— Когда я тебя увижу, Марина?

— Сейчас уже никуда не уеду до лета, так что созвонимся.

— Может быть завтра?

— Мне ведь, на самом деле, надо в библиотеку, Николай. На нашем факультете - это основное место учебы. А в пятницу будет семинар, даже не знаю...

— Тогда в выходной, в субботу вечером или в воскресенье.

— Знаешь, тут тоже не всегда получится.

— Ну, почему, Марина?

— Бывает, отец берет билеты на хорошие спектакли, и мы идем всей семьей. Случаются и короткие поездки в Москву на выходные - к бабушке и сестре. Пока бабушка здесь....

— Вот дела! — воскликнул Николай. – Я хочу быть с тобой, пойми, Марина!

— Не огорчайся, — она взяла его под руку и прижалась щекой к плечу. – Позвони мне завтра вечером.

— Я могу и сегодня позвонить.

— Сегодня не надо.

— Хорошо. Мне даже интересно с тобой просто ходить до Смольного и обратно.

— Нет уж, туда мы сегодня уже не пойдем, — засмеялась Марина.

Они сели в полупустой троллейбус, пахнущий ночной сыростью асфальта и поехали в сверкающем огнями и шуршащем шинами потоке вперед - к Суворовскому проспекту. Их дома находились совсем недалеко друг от друга и эти моросящим вечером они расстались в небольшом трамвайном тупичке возле старинного дореволюционного вагона, блестящего влажной крышей под одиноким фонарем.